Продолжение.
Начало здесь
Работа второй сессии конференции в РУДН «Афганистан. Внутриполитическая ситуация. Вопросы региональной безопасности и сотрудничества» началась с доклада Никитенко Евгения Григорьевича, профессора кафедры национальной безопасности Факультета национальной безопасности РАНХиГС.
В своём выступлении Евгений Григорьевич определил понятие «экстремистско-террористической войны» как новую форму управляемого хаоса. По его мнению, в 2001 году в мире возобладала новая парадигма локальных войн, наступил новый этап военно-силового разрешения региональных и глобальных противоречий. Афганистан, как и Ближний Восток сегодня, оказался в эпицентре этих процессов. Но самое страшное, что сейчас происходит в Афганистане – это уничтожение работоспособного населения страны, которое прямо или косвенно связано с производством и потреблением наркотиков. Аналогия с опиумными войнами в Китае, которые являлись способом прямого контроля за населением, уместна как никогда. В Советском Союзе знали уважали трудолюбие сельского населения Афганистана, но сейчас это трудолюбие и профессионализм афганских аграриев превращается в ничто и обесценивается.
По мнению Евгения Григорьевича, на примере современного Афганистана мы наблюдаем смену формата взаимоотношений государств и обновление стратегий силового решения задач. Афганистан вскрыл основной парадокс современных международных отношений: «силой ничего не решить, а без силы ничего не сделать».
Замараева Наталья: можно говорить о новом периоде в пакистано-афганских отношениях
Волну наиболее горячих обсуждений вызвал доклад Замараевой Натальи Алексеевны, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института Востоковедения РАН. И это неслучайно, ведь доклад касался актуальных проблем пакистано-афганских отношений. Острота дискуссии, в особенности с участием афганских представителей, вполне соответствовала реальной остроте проблемы и, в частности, в очередной раз подтвердила высокий уровень антипакистанских настроений в афганском обществе.
Наталья Алексеевна напомнила о тех геополитических задачах, которые ставил перед собой нынешний премьер-министр Пакистана Наваз Шариф в предвыборном манифесте 2013 года. Речь, в частности, шла о том, что Пакистан намерен взять на себя роль посредника между энергоизбыточными Средним Востоком и Центральной Азией и энергодефицитной Южной Азией, а также максимально использовать экономический потенциал прибрежной полосы, открывающей доступ к тёплым морям и странам Персидского залива. Необходимо также понимать, что Афганистан в этой связи был, остаётся и будет зоной стратегических интересов Исламабада, даже несмотря на некоторые расхождения во взглядах между гражданскими и военными элитами Пакистана.
Вместе с тем, нельзя не учитывать, что за прошедшие годы в геополитической конфигурации региона произошли серьёзные изменения, связанные с такими факторами, как: вывод основного контингента США/НАТО из Афганистана в декабре 2014 года, начало процесса вступления Пакистана и Индии в ШОС, посредническое участие Пакистана в урегулировании внутриафганского кризиса, снятие санкций с Ирана, заключение соглашения (в апреле 2015 года) о «Китайско-пакистанском экономическом коридоре». Последний фактор был отмечен особо. По мнению Натальи Алексеевны, обещанный «китайский коридор» уже сейчас существенно перекраивает экономические, военные и торговые связи в регионе. В этих условиях Пакистан демонстрирует свою внешнеполитическую гибкость и готовность к формированию новых политических альянсов и военных союзов. При этом, исходя из собственной оценки международной обстановки, Пакистан уделяет особое внимание взаимодействию с теми державами, которые, по его мнению, обладают реальным военным потенциалом – Китаем, США, Россией и странами ЕС (именно в такой последовательности).
В афгано-пакистанских отношениях с 2013 года и, особенно, с 28 сентября 2014 (с начала президентства Ашрафа Гани) так или иначе открылась новая страница. Согласно оценке Натальи Алексеевны, качественные изменения этих отношений позволяют выделить в них три периода. Первый (с сентября 2014 по конец июля 2015) характеризовался восстановлением экономического, политического и военного (чего не было раньше) сотрудничества. Однако этот период быстро завершился вместе с провалом переговорного процесса с Талибаном. С конца июня 2015 по май 2016 года можно говорить о втором периоде в современных пакистано-афганских отношениях. За это время в декабре 2015 года на конференции «Сердце Азии» в рамках Стамбульского процесса по Афганистану было принято решение о старте четырёхстороннего формата переговоров с Талибаном – с участием Китая и США. Но уже в мае этот процесс также зашёл в тупик. Причём Пакистан в качестве одной из причин неудачи назвал действия США, а именно – целенаправленную ликвидацию лидера афганских талибов Мансура.
С конца мая по настоящее время продолжается третий этап. Помимо неудач переговорного процесса для него характерно обострение ранее нерешённых проблем, в частности, в вопросах управления границей. Например, известно, что обе стороны требуют удостоверяющие документы от всех, кто пересекает границу. Однако у многих местных жителей таковых нет, что становится причиной протестов. Около 1 млн. афганских беженцев на территории Пакистана по-прежнему не имеют идентификационных карточек. Наиболее же острой проблемой являются трансграничные переходы боевиков, в основном с территории Пакистана. В июне 2014 года (а по факту ещё раньше) Федеральная армия Пакистана инициировала широкомасштабную антитеррористическую кампанию против, как было заявлено, иностранных боевиков. Операция вызвала особый резонанс в северном и южном Вазиристане, где Пакистан развернул борьбу против «антигосударственные элементов». Причём с некоторыми группировками, такими как «Сеть Хаккани» были достигнуты договорённости с тем, чтобы они покинули территорию Пакистана. Все эти обстоятельства позволяют Афганистану предъявлять серьёзные претензии к пакистанским властям, обвиняя их в том, что те потворствуют переходу экстремистов на афганскую территорию.
Ирина Серенко: регион «АфПак» необходимо рассматривать как общее геополитическое пространство
К проблеме противодействия терроризму и экстремизму в регионе «АфПак» также обратилась Серенко Ирина Николаевна, старший научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института Востоковедения РАН.
С её точки зрения, Пакистан страдает от терроризма в не меньшей степени, чем Афганистан, и заинтересован в стабильности последнего так же, как и он сам. Антигосударственные элементы, действующие в Афганистане, представляют угрозу и для Пакистана. А нестабильность мешает реализовывать те инфраструктурные и геополитические проекты, в которых заинтересованы обе стороны.
С точки зрения проблемы распространения религиозного экстремизма, регион «АфПак» необходимо рассматривать как общее геополитическое пространство. Появлению здесь ячеек ИГИЛ предшествовала широкая пропагандистская работа. Причём пакистанские медресе и, например, печально известная Красная мечеть сохраняют своё значение в качестве центров распространения радикального суннизма. Известно, например, что имам Красной мечети Абдул Азиз публично подтверждал свою приверженность идее построения всемирного Халифата. Однако борьба с проявлениями экстремизма в Пакистане носит крайне неоднозначный характер. Выше уже отмечалось, что афганцы в крайней степени недовольны тем, что антитеррористическая операция Пакистана вытесняет боевиков в Афганистан.
Проведение пятой министерской Конференции «Сердце Азии» в декабре 2015 года внушило было определённый оптимизм и дало надежду на то, что страны всё же могут найти точки соприкосновения. Однако перспективы следующей конференции в рамках данного формата, которая пройдёт совсем скоро (4 декабря) в Индии, представляются не слишком радужными ввиду обострения пакистано-индийского кризиса. Однако Афганистан и Пакистан, по мнению Ирины Николаевны, всё же должны понимать, что стоят перед общими вызовами. Этим странам необходимо выстраивать диалог на основе близких историко-культурных и политико-географических факторов.
Олег Кулаков: прямой военной угрозы Афганистан не представляет и представлять не будет
Собственной оценкой внутриполитической ситуации в Афганистане с участниками конференции поделился также Кулаков Олег Вячеславович, кандидат исторических наук, полковник (в отставке), Преподаватель Военного университета МО РФ.
По его мнению, историю афганского конфликта необходимо отслеживать с 1978 года. Именно после Саурской революции (или переворота) кризисные явления в афганском обществе приняли характер острого социального противостояния. После ввода советских войск конфликт из социального перерос в конфессиональный. Увы, оппозиции удалось повернуть дело именно так. Но уже после вывода, когда, казалось бы, можно было начать решать проблемы иначе, уровень конфликтности не снизился. Более того, в самом противостоянии на передний план вышли национально-этнические факторы. После 2001 года и вмешательства США/НАТО афганский конфликт, не снижая своей интенсивности, вновь изменил характер.
В настоящее время никто не может предугадать, какие именно факторы афганского кризиса станут ключевыми. Во многом это будет зависеть от того, в каких формах сохранится иностранное военное присутствие. Однако официальные афганские власти старательно избегают этой темы, при том, что с точки зрения наших военных специалистов именно присутствие США/НАТО в значительной мере продолжает определять политический ландшафт Афганистана. В случае обострения кризиса ни одна группировка, противостоящая официальному Кабулу, не упустит возможности выступить под лозунгами национально-освободительной борьбы.
Олег Вячеславович также отметил, что, говоря о «Талибане» в современных условиях, мы несколько упрощаем характер конфликта. На деле под «Талибаном» следует понимать именно оппозицию нынешней власти и режиму иностранного военного присутствия. Необходимо также признать, что исторически Пакистан действительно является основным автором проекта «Талибан». Однако этот проект, оказавшись весьма успешным для своего времени, имел и начало, и конец. В современной ситуации, попытки возродить «Талибан» в его первоначальных формах обречены на провал. Мы также должны понимать, что люди, позиционирующие себя сейчас как талибы (афганские или пакистанские) – это как раз те, кто по-прежнему получает поддержку из-за рубежа и сохраняет контакты со своими бывшими кураторами. Говорить о том, что Пакистан к этому никак не причастен, конечно, нельзя, но наши афганские друзья зачастую всё же переоценивают роль Пакистана.
Ссылаясь на данные Генерального штаба, Олег Вячеславович оценил общую численность вооружённой оппозиции в Афганистане (куда входит и «Талибан») в 43000 чел. Этот показатель близок к уровню 1982 года. Тогда, во время советского присутствия, численность боевиков также оценивалась примерно в 40 тыс. человек. Однако к 1984 году в результате интенсификации боевых действий их численность возросла в три раза – до 120 тысяч. Нельзя исключать повторения подобного развития ситуации и в современных условиях. Примечательно также, что в 80-е гг. именно резкий рост численности боевиков стал основным мотивом к поиску политических путей урегулирования конфликта.
Что касается региональных форматов решения афганского конфликта, таких как Стамбульский процесс, то они, по мнению Олега Вячеславовича, зашли в тупик. То, что подаётся как реализация регионального подхода, в афганских реалиях приобретает всё те же крайне неудобные формы иностранного вмешательства. Причём наибольший политический вес непосредственно в регионе имеет Пакистан. Как-то противостоять ему в этом отношении может разве что Иран. Влияние других стран несопоставимо меньше. При этом Пакистан и Иран в реализации своей политики активно задействуют афганские элиты и оппозицию. Более того, не исключено, что после завершения острой фазы ближневосточного кризиса иранские шиитские подразделения будут задействованы в Афганистане.
В этой ситуации для России крайне важно адекватно оценить угрозы, исходящие с территории Афганистана. Поскольку наша политика на этом направлении вновь находится в стадии формирования, преувеличение угроз недопустимо. По чисто военным оценкам прямой военной угрозы Афганистан не представляет и представлять не будет.
Никита Мендкович: афганский конфликт выходит на завершающий этап
Опытом оценки количественных показателей вооружённого конфликта в Афганистане также поделился Никита Андреевич Мендкович, политолог, глава Евразийского Аналитического Клуба.
Он отметил, что в отличие от ближневосточного конфликта в Афганистане отсутствует чёткая линия фронта: однозначных критериев принадлежности тех или иных территорий различным группировкам нет. Это мешает объективной оценке военной стороны конфликта. Сам же конфликт по своей типологии близок к традиционному понятию «партизанская войны» или «мятеж-войны».
Вместе с тем, скрупулёзный анализ всё же позволяет выделить критерии, которые в разной степени поддаются количественной оценке. Это численность сторон, динамика потерь, число боестолкновений и терактов, зоны контроля и численность населения в них проживающих (менее точно), уровень поддержки населения (ещё менее точно) и уровень вооружений (приблизительно). Боевые потери весьма существенны для всех сторон конфликта и имеют тенденцию к росту. Так, афганские армия и полиция потеряли убитыми в 2015 году около 7000 чел. Примерно столько же составили потери Талибана за первое полугодие 2016 года. Уже простое соотнесение потерь с общей численностью боевиков говорит о том, что вооружённая оппозиция постоянно и весьма существенно пополняется. Общая ситуация, по мнению Никиты Андреевича, ухудшается. К примеру, тот факт, что теперь каждую осень боевики штурмуют Кундуз, говорит об очень серьёзном системном кризисе.
Никита Андреевич также отметил, что с точки зрения классиков теории и практики партизанской войны, афганский конфликт выходит на завершающий этап, характеризующийся переходом от партизанской войны к гражданской. Сейчас у вооружённой оппозиции есть возможность периодически осуществлять захват крупных населённых пунктов, где есть штабы. При более высоком уровне боевой организации или при более высоком уровне этнической солидарности в северных провинциях талибы уже могли осуществить этот переход.
Вадим Салтыковский: Япония – один из крупнейших иностранных инвесторов в Афганистане
Любопытной темы в своём выступлении коснулся Салтыковский Вадим Артурович, доктор политических наук, профессор МГИМО (У). В его докладе шла речь о взаимодействии России и Японии в вопросах безопасности в Афганистане.
Япония – один из крупнейших иностранных инвесторов в Афганистане – уже традиционно играет не последнюю роль в различных форматах международного содействия развитию Афганистана. В этой связи проблема афганского урегулирования может стать важным элементом в контексте перспектив российско-японского сотрудничества, и примеры такого сотрудничества уже есть. В 2012 году на фоне кризиса двусторонних отношений японская сторона вышла с инициативой по части финансирования программы подготовки афганских наркополицейских на базе центра МВД в Домодедово. По сегодняшний день программа реализуется на японские деньги при посредничестве Управления ООН по наркотикам и преступности. С 2012 года подготовку прошли около 75 наркополицейских. По мнению Вадима Артуровича, этот формат практического взаимодействия России и Японии на афганском направлении оказался весьма эффективным.
Борис Волхонский: ШОС предстоит определиться со своей миссией в Афганистане
О том, какую роль в стабилизации ситуации в Афганистане может сыграть Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), говорил Волхонский Борис Михайлович, заместитель руководителя Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследования (РИСИ).
Он отметил, что на различных международных форумах и площадках по проблемам Афганистана зачастую как мантра повторяется один и тот же тезис: процесс мирного урегулирования должен возглавляться афганцами и находиться в руках афганцев. С одной стороны, это, конечно, верно. Но все мы помним, чем закончилась реализация похожего подхода 20 лет назад – войной всех против всех. В этой связи вопрос о том, может ли какая-то международная организация взять на себя ответственность за стабильное развитие Афганистана, остаётся открытым. И неслучайно некоторые эксперты на протяжении последних лет предлагали рассматривать ШОС именно в таком ключе.
Вместе с тем, до сих пор не вполне понятно, что в действительности представляет собой эта организация, ведь в её деятельности весьма противоречиво соединились как вопросы международной безопасности, так и различные аспекты экономического сотрудничества. И это при том, что ШОС не является ни военно-политическим блоком, ни полноценным интеграционным объединением. Россия, например, склонна делать упор именно на проблемы безопасности, в то время как Китай пытался активизировать экономическую составляющую, хотя все понимают, что экономический потенциал Китая и остальных участников несопоставим.
К тому же, в контексте Афганистана проблемы безопасности по-прежнему стоят на первом месте. Даже для Китая. Об этом говорит пример медного месторождения Айнак, к разработке которого китайцы не могут приступить вот уже который год. Внутри самой ШОС между участниками также сохраняются серьёзные противоречия, что стало особенно очевидным с началом вступления в организацию Индии и Пакистана. Представители Индии, например, прямо говорят о том, что пока в Пакистане доминирует военная элита, реализация инфраструктурных проектов на афганском направлении невозможна. Таким образом, ШОС ещё только предстоит определиться со своей миссией в регионе и в Афганистане в частности.
Владимир Юртаев: необходимо формировать новую школу отечественной афганистики
Об актуальных проблемах изучения современного Афганистана участникам конференции доложил Юртаев Владимир Иванович, доктор исторических наук, профессор кафедры ТИМО РУДН.
Он подчеркнул, что сегодня необходимо формировать новую школу отечественной афганистики, которая могла бы изучать и решать многочисленные проблемы на данном направлении – те, о которых, собственно, и шла речь на конференции. Для этого следует чётко понимать, что изучать и как изучать. По мнению Владимира Ивановича, ключевой в этом отношении может стать триада понятий: государство, безопасность, развитие. По каждому из этих направлений необходимо разработать соответствующую стратегию действий. Только в этом случае удастся сформировать полноценную повестку и круг приоритетных задач для Афганистана как для нового участника процессов глобализации в Евразии.
Основные проблемы, которые должны быть изучены в этой связи, могут быть сформулированы так:
Противодействие новым геополитическим угрозам в Евразии, возникающим вследствие международного терроризма, производства и распространения наркотиков, миграции;
Включённость вопросов урегулирования афганского кризиса в стратегии мировых и региональных держав. Необходимо определить, насколько они нацелены на развитие интеграционных процессов в Евразии, и насколько различные взгляды на эту интеграцию согласуются между собой или, напротив, вступают в противоречие.
В этом контексте особое внимание следует уделить разработке перспективных сценариев стабилизации Афганистана и участия этой страны в развитии, нацеленном на формирование пространства стратегического проектного взаимодействия в Евразии.
Выступая в роли модератора второй сессии, своеобразный итог выступлению Владимира Ивановича подвёл Евгений Григорьевич Никитенко. Он отметил, что его коллега весьма удачно сформулировал исследовательские задачи, стоящие перед Россией на афганском направлении. Но остаётся вопрос: кто должен эту работу возглавить и из кого следует формировать проектную команду? По мнению Евгения Григорьевича, ключевую роль здесь может сыграть РИСИ, а коллектив целесообразно сформировать как раз из сотрудников РУДН, Института востоковедения РАН, Военного университета и других исследовательских центров. Необходимо создать научную площадку и сформулировать проект, который дал бы конкретные предложения.
Данила Киселев: фактор молодёжи может оказаться ключевым для будущего Афганистана
На этом фоне с большим энтузиазмом было встречено выступление Президента региональной общественной организации «Общество дружбы и сотрудничества с Афганистаном» Киселёва Данилы Алексеевича, которому было доверено завершить работу конференции.
В своём выступлении Данила Алексеевич обратился к вопросу о роли и статусе молодёжи в афганском обществе и попытался выявить наиболее общие исторические закономерности, сохраняющие своё значение и в наши дни.
Было отмечено, что, несмотря на в целом патриархальный характер афганского общества, именно молодёжь играла крайне важную роль в ключевые моменты истории страны. Более того, если согласиться с тем, что основным вопросом новейшей истории Афганистана является поиск путей модернизации, то в контексте анализа роли молодёжи обнаруживается интересная закономерность: попытки модернизации Афганистана и кризисы модернизации, которые, как правило, за ними следовали, неизбежно сопровождались всплеском активности молодёжи.
Уже само обретение независимости Афганистана и первые масштабные попытки модернизации страны, как известно, были тесно связано с движением младоафганцев, идеологом которого выступал Махмуд Тарзи. Роль этого движения до сих пор не изучена в полной мере, хотя идеология Тарзи для современного Афганистана более чем актуальна. Тогда афганское общество крайне болезненно отреагировало на проводимые младоафганцами преобразования, и последовавшие драматические события надолго отбили у новой властвующей элиты охоту к реформам.
Однако уже следующая крупная попытка модернизации, предпринятая в Афганистане в середине ХХ века, вновь всколыхнула молодёжь. На общественно-политическую арену страны вышло движение «Виш Залимьян» («Пробудившаяся молодёжь») и другие организации подобного типа. Любопытно, что в этот период впервые проявил себя (в качестве руководителя студенческого объединения) один из будущих лидеров страны Бабрак Кармаль. Оказавшись неготовой к конкуренции с новыми политическими силами, афганская правящая элита быстро свернула либеральный эксперимент.
Молодёжь Афганистана с новой силой заявила о себе после конституционной реформы 1964 года, когда в стране опять же стартовала очередная попытка модернизации. Буйным цветом расцвели всевозможные политические партии и организации – от крайне левых до крайне правых. Их состав надолго определил базовую конфигурацию политического ландшафта Афганистана, но самое главное – молодёжные движения второй половины 60-х – 70-х гг. заложили основу того социального кризиса, который расколол афганское общество в 1978 году. Его последствия продолжают сказываться до сих пор. Хорошо известно, что будущие лидеры исламской оппозиции (Гульбеддин Хекматиар, Бурханутдин Раббани, Абдул Расул Сайяф и другие) были активными членами группировки «Мусульманская молодежь», зародившейся в недрах Кабульского университете именно в этот период.
Если продолжить данную цепь аналогий, то и движение «Талибан», возникшее практически из ниоткуда в 90-е гг., также можно рассматривать как следствие процессов масштабной мобилизации молодёжи на фоне очередного кризиса модернизации.
Что касается современного Афганистана, то сегодняшние попытки модернизации афганского общества также тесно связаны с той ролью, которая отведена в нём молодёжи. Неслучайно многочисленные западные организации прилагают значительные усилия для формирования в Афганистане институтов гражданского общества и стараются максимально вовлечь молодёжь в эту деятельность, найти новых «молодых лидеров», помочь им раскрыться. Таким образом происходит формирование кадрового резерва новой элиты, которая при определённом стечении обстоятельств сможет перевернуть общественно-политическую ситуацию в стране. Яркий пример нового типа молодых афганских лидеров – нынешний посол Афганистана в США Хамдулла Мохиб, занявший этот пост в возрасте 32 лет во многом вопреки доминирующей традиции афганской политической культуры.
В любом случае, российским специалистам по Афганистану следует внимательнее взглянуть на проблемы молодёжи в Афганистане и связанную с этим элитную борьбу. Мы привыкли связывать Афганистан со стандартным набором угроз и ориентироваться на лидеров «старой волны». Однако именно фактор молодёжи, оставаясь недооценённым, может оказаться ключевым для будущего Афганистана.
В целом, прошедшая конференция подвела черту под многолетним опытом научной проблематизации современного афганского конфликта и, хочется надеяться, открыла новый этап в практической работе.
Пресс-служба Центра Льва Гумилева в Афганистане
