Ашраф Гани: «Мы возвращаемся к XVIII веку, когда товары из Китая и Индии составляли около 60% мировой экономики»

Президент Исламской Республики Афганистан Мухаммед Ашраф Гани дал интервью World Apart по итогам саммита ШОС. Первую часть интервью вы можете почитать здесь.

— Западная политическая мысль уже давно рассматривает Афганистан в качестве Великой шахматной доски, на которой можно реализовать свои геополитические интересы. Восточное видение рассматривает более мирный вариант? Господин президент, позвольте мне немного переключиться. Ваше академическое образование, как вы упомянули, антропологическое. Антропология в самом широком смысле является наукой о людях и человеческих обществах. Насколько актуальным вы находите академический опыт в текущей ситуации, и не думали ли вы сменить специализацию? Сегодняшняя ситуация в мировой политике является ярким живым примером культурной антропологии в действии.

— Нет, я никогда не изменю своей специализации. Ежедневно у меня возникает возможность попрактиковаться. Потому что дисциплина дала мне возможность слушать, а не навязывать свои категории мышления. Для меня главное преимущество антропологии — умение слушать очень внимательно — слушание сейчас в большом дефиците. Чтобы иметь возможность воспринять идею и выразить её двадцатью различными способами, потому что идиомы собеседника требует понимания. Мы должны общаться посредством символов, которые взаимно понятны.

— Еще одна вещь, которой антропология нас учит, нет правильных или неправильных обществ, и то, что работает в одном обществе, не обязательно будет работать в другом. Я думаю, что ваша страна является очень хорошим примером. Вы знаете, иностранцы предприняли весьма неудачную попытку навязать вам свое видение. И все же, понятие единственно верного пути развития по-прежнему доминирует в глобальной политике. Я думаю, что США делает его центральным столпом внешней политики. Сформирую свой следующий вопрос к вам, не как к дипломатическому лицу и главе государства, а как бывшему культурному антропологу — существует ли путь развития, к которому придут рано или поздно все страны, единственный путь, лучший, чем другие?

— (перебивая) Хорошо, что этот путь не ограничивается Соединенными Штатами. Советский Союз был хорошим примером своего «альтернативного» пути.

— Но Советский Союз больше не существует.

— Нет, но привычка к определенному образу мышления укоренилась в моей стране.

-Согласна с вами.

-Так, высокомерие может стать тюрьмой, средством оправдания насилия. Общество, в котором никто никому не угрожает, мельчает и исчезает. Это происходит именно из-за предположения о превосходстве. Они называли нас басмачами? Они называли нас средневековыми? Они говорили, что мы не в состоянии управлять сами собой? Мы защищали себя. Поэтому важно понимать, что в современном мире имеет место многовариантное развитие. С другой стороны, не существует понятия экономики без культурной базы. Экономика строится из культурных систем, и то, что принято в Германии будет не воспринято в Англии, и наоборот. Таким образом, мы должны быть в состоянии принятия чужого стиля — область эта не изучена. Все приходит с практикой, от проекта к проекту и т.д. Вы знаете, мои бывшие коллеги по Всемирному банку всегда считали меня очень трудным человеком, когда они что-то предлагали, я говорил, что это не подходит для нас, просто потому, что я знаю свои корни, свои истоки. Эта область, где мы должны быть чрезвычайно осторожны и внимательны. И я думаю, что это основной урок нашей цивилизации, который мы только изучаем.

— Говоря о своем опыте работы во Всемирном банке, вы упоминали один очень интересный факт из вашей биографии, вы провели значительное количество времени в Китае, Индии, России, управляя масштабными проектами. После проведенных на высшем уровне встреч в рамках саммитов БРИКС и ШОС, думаете ли вы, что у этих стран действительно есть синергия? И то, что есть некоторые моменты, с которыми этим странам следует быть осторожными, поскольку именно эти моменты могут привести к взаимным претензиям?

— Ну, прежде всего, давайте отдадим должное. ШОС доказала свою актуальность. Во-первых, граница между Россией и Китаем в настоящее время — это рынок. Это могло послужить огромной площадкой для конфликта. Во-вторых, акцент участниками ШОС был сделан на глобальную экономическую интеграцию. Мне кажется, что мы являемся свидетелями появления Евразийской континентальной экономики. Я думаю, что включение Индии и Пакистана в ШОС является важным шагом. Формат взаимодействия пока до конца не ясен, и гораздо больше напоминает АСЕАН, чем Европейский Союз. Это новая модель. Они изучают возможности для сотрудничества. С точки зрения инфраструктуры, наблюдается очень значительное движение. Китайская модель развития показала свою эффективность, затем уже подтянутся и другие. В ближайшие 20 лет в мире будет потрачено на развитие инфраструктуры около $ 60-85 трлн. Большая часть этих инвестиций будет освоена евразийской континентальной экономикой.

— Реально ли такое грандиозное видение будущего Евразии, которая потенциально сможет стать конкурентом старой Европе с точки зрения экономического роста. Как вы думаете, это видение имеет каких-либо оппонентов? Может ли это быть реализовано, учитывая, что, скажем, есть другая сильная концепция этого региона, которая работает во внешней политике? Я говорю о Великой шахматной доске, где Евразийский континент рассматривается как платформа геополитической конкуренций, а не сотрудничества…

— Посмотрите, Китай и Индия являются историческими трансформационными феноменами. Поместить две эти державы в бутылку старого мышления уже невозможно. Мы возвращаемся к XVIII веку, когда товары из Китая и Индии составляли около 60% мировой экономики. Существуют определенные участки суши и определенные типы населения, ключ к их союзу действительно будет найден в ближайшее время, когда они выяснят взаимосвязь между политикой,  экономикой и культурой своих стран. Они будут приспосабливаться к новым видам сотрудничества. Без сотрудничества, головокружительный рост не станет устойчивым.

— Говоря о форматах сотрудничества, мы не можем не отметить, что на сегодняшний день на лицо определенная напряженность в отношениях между Россией и США. Эти две страны в свое время оказали значительное влияние вашу историю. В настоящее время, вам удалось сохранить рабочие отношения с обоими. Есть ли у вас какие-либо идеи о том, могут ли Москва и Вашингтон выработать механизм мирного сосуществования, без угрозы для других стран, и, возможно, начать  сотрудничать?

— Ну, во-первых, Афганистан будет ярким примером страны, где императив сотрудничества союзников превысит конкуренцию. Угроза ИГИЛ будет достаточно серьезным поводом, чтобы все наши собеседники объединили усилия, в частности,  Россия и США. Во-вторых, расклад середины 20-го века не отвечает потребностям 2015. Мы переживаем период, когда правила игры, которые привели к определенному типу стабильности и определенному типу конфликта, постоянно меняются. Задачей на ближайшие десять лет станет выявление глобальных моделей сотрудничества, и их реализация. Международные организации, такие как ООН, чрезвычайно слабы. И еще один момент, который нужно принять во внимание, я имел честь работать в России в 1990-е годы, в то время когда российский кризис был проигнорирована Западом. Запад сейчас платит за свою историческую ошибку, когда он не понял чаяний русского народа. Я работал в Сибири в тот момент, когда деньги буквально исчезли, все стало за бартер. Снижение индикатора человеческого развития, рост бедности и разрухи, озлобили этих гордых людей.

— Ну, это похоже на исторический опыт Афганистана. Вы не раз говорили, что политика это не брак по любви, а продукт исторической необходимости. А так же вы утверждали, что личный контакт или его отсутствие, не должны влиять на политику и отношения между странами. Вам приходится иметь дело с людьми, с которыми вы даже не хотите находиться в одной комнате?

— Ну, как я уже сказал, в Афганистане, куда я вернулся после 24 лет, если бы не было понимания исторической необходимости, я никому бы не пожал бы руку. Но наших собеседников дает нам жизнь, и мы должны всерьез понять, что мы не можем навязывать свою точку зрения. Мы должны прийти к консенсусу. Мы должны достичь консенсуса в любом случае, и это то, чем я занимаюсь. И я придерживаюсь точно таких же правил в отношении моего регионального подхода, каковому вы стали свидетелями. Я тщательно изучаю каждую страну, с которой мне приходится взаимодействовать, каждого лидера. И, к счастью, я в состоянии найти правильный подход, который позволяет нам вести диалог. В дальнейшем диалог становится основой устойчивого взаимодействия, а потенциал доверия растет. В современном мире, вы не можете говорить одно, а вести себя иначе. И это чрезвычайно важно, создать платформу для общения в условиях, которые приемлемы для двух сторон. Всегда требуется в первую очередь признать точку зрения противоположной стороны, ее историю и интересы. Таким образом, я думаю, мы сможем найти общий язык. То, что я вижу, для меня является катализатором изменения поля дискурса. То, что было раньше пространством войны, теперь становится полем для генерации богатства или стабильности. Здесь вы можете изменить перспективы заинтересованных сторон, и тем самым, ставки.

— Господин президент, это Великий совет. Надеюсь, он будет принят столицами стран всего мира.

The Kabul Times

Перевод Егора Королева.

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>