Александр Князев | Центр Льва Гумилева в Афганистане

Князев: Новое афганское урегулирование не исключает повторения пройденного

Востоковед Александр Князев рассказал Центру Льва Гумилева в Афганистане, что попытки переговоров по урегулированию в Афганистане имеют довольно продолжительную и сложную, местами не для всех лицеприятную, историю

Еще не улеглась пыль от прошедшей под эгидой ООН 27 марта в Ташкенте министерской конференции по афганскому урегулированию «Мирный процесс, сотрудничество в сфере безопасности и региональное взаимодействие», а официальные кабульские представители уже готовятся к участию в очередной конференции по мирному процессу, которая должна состояться в апреле в Индонезии. В этих переговорах планируется участие только принимающей страны, Афганистана и Пакистана. И хотя Исламабад пока не подтвердил готовности присутствовать на мероприятии, в Кабуле рассчитывают на то, что пакистанские религиозные авторитеты, оказывающие существенное влияние на «Талибан», все-таки пойдут на диалог при посредничестве индонезийского правительства. И это мероприятие — один из главных вопросов повестки предстоящего 6 апреля официального визита премьер-министра Пакистана Шахида Хакана Аббаси в столицу Афганистана…

А в декабре 2017 года в Пекине состоялся первый раунд трехсторонних переговоров на уровне министров иностранных дел Пакистана, Афганистана и КНР, где китайская сторона продемонстрировала свои усилия по вопросу установления мира в Афганистане. Китай, как и Пакистан, достаточно негативно восприняли новую афганскую политику США. А попытки вовлечения Индии к ранее ведшимся консультациям с участием Вашингтона, Исламабада, Кабула и Пекина, кардинально усугубляют, по мнению китайской стороны, и без того сложную региональную ситуацию. В Пекине твердо уверены, что именно деструктивные позиции Нью-Дели и Кабула, в том числе — рекомендованные Вашингтоном, обусловили неэффективность и двух раундов «московских консультаций». Важен фон происходящего: Китай официально включил Афганистан в «Китайско-пакистанский экономический коридор» (CPEC) — ключевой элемент проекта «Один пояс, один путь» в регионах Южной Азии и Среднего Востока. Может быть, и в силу этого на ташкентской конференции Китай был скромно представлен заместителем министра иностранных дел…

Перспективы распространения ИГИЛ* в Афганистане и странах постсоветской Центральной Азии. Часть 2

Начало

Выступая на шестом Сяншаньском форуме по безопасности, заместитель министра обороны России Анатолий Антонов выступил с предупреждением о, якобы, возможном прорыве боевиков ИГИЛ (ДАИШ) через нестабильный Афганистан в страны СНГ и Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая. Захват территорий с южных границ, по его словам, более чем вероятен. Прошло два года.

Неспособность ДАИШ установить свое доминирование в Афганистане в настоящее время является простой констатацией, хотя и не означающей, естественно того, что военные, спецслужбы и правоохранительные структуры стран региона могут расслабиться (см. http://www.af.gumilev-center.ru/archives/7319). Трансграничный характер угроз религиозного экстремизма и сопутствующего ему терроризма также не вызывает сомнений. Однако апелляции к одним лишь внешним для каждой страны факторам угроз формируют искаженное восприятие этих угроз, активно используемое многими политиками для манипуляций общественным мнением и, зачастую, реализации на этом фоне политики, далекой от адекватности.

Флаг ДАИШ в огне не горит…

Перспективы распространения ИГИЛ* в Афганистане и странах постсоветской Центральной Азии

Несколько лет назад, и, особенно, после завершения первой фазы войны с ИГИЛ (или ДАИШ), на Ближнем Востоке в информационном пространстве заметно преобладают весьма алармистские прогнозы относительно дальнейшей судьбы этого проекта. На разных площадках звучат утверждения о том, что Средняя Азия и Закавказье могут стать новым пространством войны с этой группировкой. Немало и утверждений о том, что Афганистан, де, становится трамплином для ДАИШ для проникновения на территорию постсоветских республик.

В человеческой истории вообще мало принципиально нового, «Исламское государство Ирака и Леванта» — вовсе не оригинальная структура, этот инструмент в реализации проекта «Халифат», разрабатывавшегося в отделах американской RAND Corporation, имеет немало сходств с другими аналогичными в совсем недавней истории. В публичном информационном пространстве отдельные эпизоды этого проекта появились еще в 2006 году, в 2009 году более подробно все это описывалось у американских авторов. В 2013-м началась реализация проекта, сразу вызывая ощущение некоего дежавю, только подкрепляемого по мере развития в последующее время.

Компаративистский взгляд на ДАИШ и «Талибан»

Для ответа на вопрос о перспективах ДАИШ в Афганистане и Средней Азии необходимо обратить внимание на существующие устойчивые аналогии между ДАИШ и афганским «Талибаном» 1990-х годов. Падение режима президента Наджибуллы в Афганистане в 1992 году повлекло за собой фрагментацию страны и период борьбы за власть группировок моджахедов, порождая среди населения тоску по установлению порядка и социальной справедливости. Одни только бои в Кабуле после свержения правительства Наджибуллы и практически до 27 сентября 1997 года, когда в столицу вошли талибы, были способны оттолкнуть от партий Хекматияра, Раббани, Мазари, Дустума и других значительное число их прежних сторонников. С приходом моджахедов в стране воцарились хаос и произвол, она распалась на зоны влияния различных вооруженных групп, организаций и партий. Конфликты между противоборствующими моджахедскими группами, принимавшие форму крупномасштабных военных столкновений, привели к трагедиям и разрушениям, превысившим все, что произошло за десять лет войны против «шурави» и их протеже в Кабуле.

Северные соседи Афганистана или риск проникновения радикального влияния в страны Центральной Азии

Тема фрагментации Афганистана, пусть и не с высокой степенью частоты, но присутствует в дискуссиях по сегодняшней афганской тематике. А ведь по сути все государства региона являются наследием тех или иных политико-географических проектов: Пакистан, Индия, все постсоветское пространство.

«И теперь мне придется двигаться все дальше и дальше на север, участвуя в Большой Игре», — писал когда-то известный романтический идеолог британского колониализма Редьярд Киплинг.

«Большая Игра продолжается», и есть смысл посмотреть на север от Афганистана: что из себя представляют бывшие советские республики и насколько велик риск проникновения радикального влияния с территории Афганистана и распространения центробежных тенденций в соседствующих с Афганистаном странах Центральной Азии. Понятно, что вопросы территориальной целостности, условия для появления и развития разного рода «автономизмов» и «сепаратизмов» чрезвычайно сложны. Данная статья есть попытка обозначить эту проблематику хотя бы «штрихами», в максимально общем виде.

Туркмения

О Туркмении в публичном пространстве принято говорить или в очень общем виде или «ничего», это очень закрытая страна, в малой степени позволяющая четко понимать происходящие в ней процессы. Тем не менее, даже простой анализ социальной, а особенно родоплеменной структуры туркменского общества все же позволяет прийти к некоторым базовым выводам, на основе которых нужно оценивать и текущие события.

Александр Князев: в Афганистане наблюдается очередной виток резкого межэтнического противостояния

Востоковед Александр Князев поделился мнением относительно процессов в Афганистане

Анализируя текущую ситуацию внутри Афганистана, важно отметить: в стране наблюдается очередной виток резкого межэтнического противостояния. Как было задумано американской стороной и смодерировано советником по национальной безопасности Афганистана Ханифом Атмаром, легитимизация Гульбеддина Хекматияра и его партии «Хезби Исломи» сломала и без того шаткий межэтнический баланс в политической элите Кабула. Появилась тенденция к росту агрессивности со стороны большой части пуштунских политиков, направленной на поднятие уровня своего доминирования на политической арене и принижение уровня других этнических групп, что может привести к перерастанию конфликта в военную плоскость.

Такой шаг со стороны части пуштунской политической элиты можно расценивать как попытку вернуть межэтнический баланс внутри афганской элиты примерно к состоянию на период начала XX века. Но в конце ХХ и начале ХХI века внутренняя демографическая ситуация в стране резко изменилась. Возросла роль непуштунских этносов, их количественная составляющая выросла в разы. При этом резко уменьшилась общая доля пуштунов в населении, при этом интеллектуальный, образовательный уровень пуштунов сильно упал. На сегодняшний момент в кабульских ВУЗах до 80% студентов по разным оценкам составляют хазарейцы, бывшие 100 лет назад дискриминируемым и малообразованным меньшинством, а современные молодые пуштуны слишком уж часто пополняют ряды безграмотных боевиков.

Попытка восстановления прежнего, оставшегося уже в истории, статус-кво и влечет за собой серьезный конфликт, недавняя серия чудовищных террористических актов в Кабуле – тому подтверждением. Не случайно реакцией на происходящее стало официальное заявление партии «Джамиати Исломи», выражающей интересы преимущественно таджикской общины. В заявлении ставится вопрос об отставке целого ряда правительственных деятелей, в основном всех силовиков, допустивших возможность проведения масштабных терактов и расстрел демонстрантов. Есть серьезное предположение, что теракты были направлены в первую очередь на лидеров таджикской общины и призваны подавить активность наиболее сильной и способной стать ядром противостояния «пуштунскому ренессансу» партии «Джамиати Исломи». Помимо этого, уже серьезно ставится и вопрос об отставке президента Ашрафа Гани и правительства Абдуллы Абдуллы, переформатировании конституции и формировании нового правительства, которое могло бы предпринять действия по реальному выходу из кризиса и удовлетворить интересы всех этнических групп.

Князев Александр: присутствие НАТО в Афганистане носит инструментальный характер

Князев Александр, политолог, ученый-востоковед, озвучил свою позицию в рамках круглого стола «Присутствие НАТО в Афганистане: промежуточные итоги и перспективы, влияние на регион», который Центр Льва Гумилева провел в Алматы.

Вся история афганской государственности, — во всяком случае, начиная с 1838 года, с первой англо-афганской войны, и по сегодняшний день, — любые конфликты, в том числе и военного характера, происходящие на территории Афганистана имеют не только, а часто — не столько внутреннюю подоплеку, сколько зависят от продолжительного по времени глобального геополитического противоречия между крупными внешними центрами. Именно с этим обстоятельством в критически важной мере связано и то, что процесс утверждения государственных институтов в Афганистане так и остается незавершенным, чем объясняется и, собственно, слабость афганского государства. Афганистан в силу разнообразной специфики своей истории так и не превратился в субъекта мировой политики, нося в большей степени свойства объекта, а в силу своего расположения в геоэкономическом и геополитическом пространстве – объектом, привлекающим перманентно повышенный интерес внешних акторов как глобального, так и регионального уровня.

В связи с этим, вопрос присутствия сил НАТО в Афганистане не может быть решен политическими силами внутри страны. Он может быть решен лишь путем нахождения соответствующего консенсуса между внешними центрами, главными из которых сейчас являются США и РФ. НАТО не является активным субъектом этой игры, Североатлантический альянс носит инструментальный характер, решая задачи американской политики, выходящие далеко за пределы Среднего Востока. Хотя формально, с учетом принципа общей и разделяемой ответственности, именно НАТО несет всю полноиу ответственности за нормализацию ситуации в Афганистане, включая ликвидацию наркопроизводства.

Александр Князев: некоторые конфликтные узлы афганской ситуации

Доклад Александра Князева, прочитанный на международной конференции «Политическая нестабильность в Афганистане осенью 2016 года: риски для страны и государств региона».

Основной конфликт, артикулируемый и доминирующий в публичном информационном и политическом пространстве — военный конфликт между политическими силами, действующими в легитимном пространстве (правительство в Кабуле, формально признанные политические партии, региональные лидеры и т.д.), и силами, относимыми к нелегитимным (движение «Талибан» во всем разнообразии его фракций, «сеть Хаккани», международные экстремистские и террористические группы). Попутно подвергая сомнению критерии «легитимности» и «нелегитимности», важно отметить, что разрешение одного только этого конфликта (военными и/или переговорными средствами) неспособно устранить глубинные причины нестабильности в стране.

Афганское и связанное с Афганистаном региональное конфликтное пространство имеет многослойную, многоуровневую структуру, в этом процессе переплетаются, оказывая влияние друг на друга, противоречия исторического и геополитического, геоэкономического и коммуникационного, цивилизационного и культурно-религиозного, во многих случаях — антагонистического, характера. Это определяет практическую невозможность разрешения данного конфликта имеющимся в распоряжении заинтересованных сторон инструментарием.

Само формирование афганской государственности в ныне признанных территориальных границах — факт в историческом плане достаточно поздний. Довольно уникальное, в значительной (пуштунской) части — остающееся родоплеменным, государственное образование Афганистан, декларируемое как унитарное государство, всегда довольно условно признавало верховную власть: короля, президента, государственного совета, в гораздо более высокой степени ориентируясь на безраздельную власть повседневного права — авторитет старейшин родов и племен, этнически общинных и региональных, духовных авторитетов. Эта ситуация лишь усугубилась последними десятилетиями афганской истории, утвердив разнообразие интересов различных страт общества и сформировав разноуровневые конфликтные зоны. Конституционный и общеполитический конфликт в Афганистане, внешне выражающийся в несоответствии действующей политической системы конституции, и зиждущийся на основе договоренностей между Ашрафом Гани и Абдулло Абдулло, достигнутых под эгидой внешнего управления и при прямом посредничестве американских представителей, имеет уже свою историю. Созданная политическая система – классическое и, естественно, не вполне легитимное, двоевластие. Эта ситуация создает и будет создавать впредь casus belli для любых, оппозиционных по отношению хоть к Ашрафу Гани, хоть к Абдулло Абдулло, сил. Как и любое двоевластие, эта ситуация вызывает множество вопросов, особенно учитывая обилие политических сил, не задействованных в формируемом компромиссе.

Ахмадшах Масуд и его принципы

Александр Князев, ученый-востоковед, политолог, делится своими воспоминаниями об афганском лидере «Северного Альянса» Ахмадшахе Масуде, символе прошедшей эпохи

15 лет назад, 9 сентября 2001 года, от ран, полученных в результате покушения, скончался Ахмадшах Масуд. Не будет преувеличением сказать, что с точки зрения истории Ахмадшах Масуд для Афганистана и всего региона Центральной Азии, для Среднего Востока – это символ ушедшей вместе с ним эпохи. Это знаковая личность, стоящая в одном ряду с Ясиром Арафатом – для Ближнего Востока, Эрнесто Че Геварой или Фиделем Кастро – для Латинской Америки… Для самого Афганистана – один из ведущих командиров движения моджахедов 1980-х годов в масштабе всей страны, и однозначный лидер борьбы с талибами в 1990-х…

Северный Альянс всячески оттягивал момент официального объявления о гибели Ахмадшаха Масуда, это случилось только 12 сентября. Масуд был не только талантливым полководцем, но и харизматическим лидером, способным консолидировать самые разнородные этнические и политические силы. Именно благодаря политической пластичности и военным талантам Ахмадшаха, Северный альянс сохранял единство и не без успеха сдерживал все попытки талибов установить над Афганистаном тотальный контроль. Было понятно, что гибель Ахмадшаха Масуда крайне негативно повлияет на общеполитическую и военную обстановку. Так и случилось, но гибель Ахмадшаха Масуда внесла принципиальные изменения в ход событий не только в Афганистане.

Афганское лето 16-го: некоторые факторы развития ситуации

Политолог и ученый-востоковед Александр Князев о кризисе власти в Афганистане и его последствиях

Зацикленность большинства современных авторов по афганской тематике на войне кабульского правительства против «Талибана» и угрозах со стороны ИГИЛ / ДАИШ оставляет в стороне большой ряд факторов, имеющих не меньшее значение для понимания как собственно текущего состояния Афганистана, так и для формирования представлений о хотя бы краткосрочных, не говоря уже о большем, перспективах.

Среди таких факторов на протяжении уже без малого двух лет едва ли не важнейшим является протекающий в различных формах кризис в самом кабульском правительстве, причем, кризис, имеющий имманентные, родовые корни, в основе которых — президентская электоральная кампания 2014 года.

Раиси Чумхур и Раиси Иджройя

Президентская кампания, утвердившая Ашрафа Гани в качестве президента (Раиси Чумхур) и Абдуллу Абдуллу — в качестве главы исполнительной власти (Раиси Иджройя, Chief Executive Officer), завершившаяся в октябре 2014 года, не была подкреплена собственно электоральными результатами, а была и остаются лишь итогом компромиссных договоренностей двух политиков, никто из которых победы на выборах не одержал. Именно из этого должна происходить оценка устойчивости всей конструкции государственного управления и всей политической системы Афганистана, созданной тогда и продолжающей существовать сегодня. Оптимисты в достигнутом в 2014-м компромиссе и в декларировавшемся Ашрафом Гани и Абдулло Абдулло «правительстве национального единства» видели способность ведущих политических сил к компромиссу и выражали надежду на сохранение этого баланса и его конструктивность в будущем. По существу, «раиси иджройя» — это премьер-министр с переданным ему рядом полномочий президента. В конституции такой должности нет, осуществление конституционных изменений, в свою очередь, является прерогативой Вулуси Джирги, а с учетом остроты вопроса может потребоваться и созыв Лойя Джирги. Схема взаимодействия президента и премьер-министра изначально до конца не была ясна, но сразу же ее некоторые условия вызывали ряд серьезных вопросов.

Турция в Центральной Азии: традиции и парадигмы — 4

Окончание аналитического эссе известного востоковеда Александра Князева.

Часть 1
Часть 2
Часть 3

В основу стратегии распространения турецкого влияния в регионе с 1991 года была заложена демонстрация собственного примера «успешного функционирования светской политической системы с элементами демократии западного типа, которой удалось в условиях доминирования в обществе приверженцев ислама провести рыночные преобразования».

Впрочем, по большому счету турецкое присутствие в регионе изначально было ограничено в силу слабого инвестиционного потенциала. Поэтому, не связывая себя крупномасштабными проектами, Анкара активно продвигает программы из soft power. Экономическое сотрудничество в целом несопоставимо с экономическим влиянием Китая, России, других стран, это относится как к общим объемам турецких инвестиций, так и к финансовой помощи в виде грантов, кредитов и различной технической поддержки. За исключением Узбекистана, во всех постсоветских странах региона заметное место занимает лишь малый и средний турецкий бизнес, на большее со стороны Анкары не делается даже заявок.

Исключением, в основном пока декларативным, являются, пожалуй, лишь отдельные инициативы в энергетической сфере, связанные с идеей транспортировки в западном направлении углеводородных ресурсов Туркмении и Казахстана, а также в сфере коммуникаций. Энергетические проблемы относятся к компетенции учрежденного в 2009 году в Стамбуле Совета сотрудничества тюркоязычных государств, в состав которого входят Азербайджан, Турция, Казахстан, Туркмения и Киргизия. На IV саммите Совета в июне 2014 года в Бодруме обсуждалась, в частности, возможность транспортировки каспийских углеводородов в Европу, там же была подписана декларация «Тюркский совет — современный Шелковый путь», артикулировавшая начало реализации запущенного в 2008 г. министерством промышленности и торговли Турции проекта «Шелковой путь». Цель проекта — связать турецким транзитом европейские и азиатские рынки, — изначально была и остается декларативной и неконкурентной по отношению к известному китайскому проекту. Гипотетически «тюркский проект» конечно же, выглядел конкурентом интеграционным планам России по созданию ЕАЭС. Но в реальности и благодаря тому, что состав стран-участниц и цели турецкого проекта частично совпадают с китайскими, они могут в перспективе взаимно дополнять друг друга, но Турция в этой связке может быть лишь элементом китайского проекта и никак иначе. Значительно успешнее утвердилась в регионе турецкая «мягкая сила».

Search the site